Мешают ли модернизации России отсутствие крестьянства и... войн?

08.12.2010, 21:12

В Доме экономиста на Тверской улице (Москва) прошел круглый стол «Пять веков модернизаций». С основным докладом выступил Георгий Дерлугьян – профессор исторической макросоциологии Северо-Западного университета США (Northwestern University, Чикаго). Он показал, что все три волны догоняющего развития России – при Иване Грозном, Петре I и большевиках – происходили благодаря военным победам в Европе, которые одерживались за счет крестьянства.

Село обеспечивало армию бойцами, и всем необходимым для них. Однако свыше 50 последних лет – со времени хрущевской оттепели – перед Россией стоит очень сложная проблема сохранения статуса великой державы. На европейском театре более не ведутся военные действия, а традиционный мобилизационный ресурс в лице крестьянства исчерпан. «Прошлые успехи стали невоспроизводимы, – констатирует Г. Дерлугьян. – Замиренная послевоенная Европа не дает больше возможности достигать геополитических успехов Советскому Союзу. А на место крестьян пришли интеллигенция и городские работники. Это, собственно, наши родители или мы сами. Это люди, у которых один–два ребенка, которые живут в квартирах, которые получают высшее образование, которые ожидают работать восемь часов в день, ездить раз в год в отпуск, то есть приобретают свойства среднего класса».

В результате, начиная со смерти Сталина, в стране чередуются попытки модернизации на основе рыночных отношений и правовых норм с «реакционными откатами к славному опыту прошлого, к суворовским или сталинским прорывам». В какой же точке находится Россия в данный момент? По мнению американского профессора, «очень все похоже на преддверие мобилизационного цикла». Достигнутая в стране централизация власти крайне неэффективна.

В.Путин создал одновременно «недоконсолидированную демократию» и «недоконсолидированную диктатуру»: «у власти нет достаточно эффективного демократического государства и нет достаточно эффективного диктаторского государства». В таких условиях есть лишь один способ формально подчинить конкурирующие между собой фракции правящей элиты – предоставить им возможность кормления, как в средние века. Этот способ управления имеет два колоссальных минуса. Во-первых, невозможно контролировать, сколько человек кормится, «до какой степени они уничтожают экономику, вытаптывают все вокруг». Во-вторых, чиновники на кормлении «исполняют только те команды, которые соответствуют их интересам», в то время как эффективная государственная структура должна выполнять даже те команды, которые ей невыгодны.

Вывод: если в результате политической борьбы в России возникнет эффективная государственная структура, то «можно говорить о каких-либо – правоавторитарных, леволиберальных – реформах», то есть начнется новая волна догоняющего развития (модернизации). Но если такая структура и не возникнет, Г. Дерлугьян успокаивает: «будущее, конечно, тоже просматривается, скажем, Латинская Америка существует в таком состоянии уже почти 200 лет». Круглый стол с профессором Дерлугьяном состоялся благодаря тому, что в декабре 2010 года он приехал в Россию получать премию «Общественная мысль – 2010», которой удостоился за книгу «Адепт Бурдьё на Кавказе».

В Москве американскому ученому бросается в глаза грозный для любой державы симптом – «огромное давление в сторону показного потребления». Г. Дерлугьян напоминает, что некогда и элита Речи Посполитой, и элита Османской империи обирали своих земледельцев, чтобы экспортировать выращенную ими пшеницу и другую сельхозпродукцию. А импортировали эти элиты «то, что требуется любой элите – предметы роскоши, предметы порой безумной роскоши, варианты "роллс-ройса" или – в Америке я такого автомобиля никогда не видел – "майбах"». В результате и некогда могучая Речь Посполита, и некогда могучая Османская империя захирели и прекратили существование: общенародное достояние расходовалось на недостойные цели – вместо модернизации.

Доктор политических наук Юлий Нисневич опротестовал «исторические аналогии» Г. Дерлугьяна, сообщив, что «они сегодня просто не работают». Далее профессор Высшей школы экономики Нисневич дал определение модернизации: «это подстройка чего-то существующего под современные условия». Однако «сегодняшняя Россия – это разваливающееся государство, которое не в модернизации нуждается, а в полной реконструкции», – убежден оппонент докладчика. Причем разваливает государство не кто-нибудь, а сама же государственная власть. Ну, а «модернизировать разваливающуюся материю просто невозможно». Поэтому все пересуды с высоких трибун о модернизации страны являются имитационными, призванными отвлечь внимание общества от болезненных проблем.

В итоге «власть имитирует одно, а граждане живут сами по себе» и уже якобы не обращают на власть внимания. Впрочем, Ю. Нисневич согласен со своим визави из Чикаго в том, что касается кормления: «Самая больная проблема современной России – это коррупция. Ну, это вообще ключевая проблема в современном мире. Сегодня из 193 государств только 22–23 имеют низкий уровень коррупции». Борьбу нынешней власти с коррупцией профессор ВШЭ полагает нонсенсом, поскольку сама эта власть сформирована «на волне политической коррупции».

И вместо пустопорожних разговоров о модернизации или об обуздании коррупции «надо расплачиваться за то, что они на этой коррупции приходят к власти». В ответ на вопрос «что же тогда остается россиянам здесь и сейчас?» Ю. Нисневич призывает всех профессионально заниматься своим делом: «Вот если каждый из нас на своем рабочем месте перестанет заниматься демагогией и начнет заниматься тем, что он знает, ситуация начнет сдвигаться. Не сразу. Это не менталитет будет меняться. Просто появятся люди, которые своим примером и своими действиями будут привлекать к себе других. Вот это единственное, что на самом деле можно делать. Меня всегда обвиняют в пессимизме, но я говорю, что пессимист – это старый анекдот – хорошо информированный оптимист». Оригинален взгляд Ю. Нисневичем и на понятие менталитета. Оказывается, «это – отношение к мирозданию, и у каждого человека менталитет свой», причем поменять его невозможно.


Доктор философских наук Сергей Гавров обратился к тезису докладчика о том, что модернизации разных стран бывали следствием исторического «везения» – того, что страну «сначала напугали, а потом оставили» в покое. Так, периодом большого испуга Руси стало Смутное время, по завершении которого она на протяжении почти всего остатка XVII века пребывала наедине со своими проблемами, что дало время подготовиться к петровской модернизации.

Запад тогда был увлечен войной протестантов с католиками, а Восток – взаимной резней суннитов и шиитов. «Для Японии было таким же везением нападение адмирала Пэрри на город Эдо, то есть на Токио, в 1853 году, – утверждал Г. Дерлугьян. – Но затем американцы ввязались в собственную гражданскую войну и в течение следующих 20 лет им было совсем не до Японии, а у британцев были свои геополитические интересы в Китае. Японцам просто повезло: их оставили в покое. Напугали очень сильно, но они получили пространство для вдоха – breathing space». С. Гавров, профессор кафедры социологии и социальной антропологии Института социальной инженерии и ведущий научный сотрудник Российского института культурологии, полагает: «Нас не до конца испугали, мы не до конца испуганные, чтобы начать реформы, начать модернизацию, начать сосредотачиваться. Мы как-то очень ненаглядно проиграли холодную войну, в отличие от Крымской войны, – вот ее мы проиграли наглядно. Потеряли Севастополь, потеряли Черноморский флот, и вот Россия сосредотачивается. Что должно произойти сегодня, чтобы Россия начала сосредотачиваться?»

Профессор Гавров считает, что скоро Россия окажется на развилке: «либо пойдем дальше к распаду, либо начнется очередной модернизационный рывок». И задается вопросом: а нужно ли нам вообще сохранять Россию, для чего? В конце концов, в пору бурной глобализации можно «стать гражданами мира и совершенно спокойно, профессионально предъявлять свои услуги везде, где это будет хорошо оплачено».


Доктор социологических наук Давид Константиновский не согласился с тем, что доклад строился вокруг понятия государства, в то время как точнее было бы говорить о стране или обществе. И всякое общество неоднородно, поскольку состоит из очень разных слоев, каждый из которых пребывает в своем времени: «Кто-то, может быть, уже во второй четверти XXI века, кто-то – в начале XXI века, а кто-то находится еще в XX веке, а кто-то, может быть, и в XIX веке». Поэтому существо вопроса профессор НИИ социологии Российской академии наук Константиновский усматривает в том, какой именно из слоев находится у державного руля: «И сейчас вопрос для нашей страны в том, кто поведет».

 При этом Д. Константиновский считает, что технологическая революция, породившая Интернет и социальные сети, сильно осложнила работу власти, и по всему миру в целом, и в России в частности: «Правителям трудно искать новые модели поведения, новые модели управления. Мы видим, что произошло в жизни нашей страны, нашего общества, уже несколько эпизодов, когда именно сети инициировали действия власти». Отвечая на критику профессора Нисневича в адрес российских социологов, Д. Константиновский заметил: «Один мой замечательный коллега хорошо сказал, что социологи бывают охотничьи, служебные и декоративные. Так вот, когда вы слышите сообщение из ВЦИОМа, пожалуйста, подумайте о том, какие это социологи».


Режиссер-постановщик Алексей Никольский спроецировал модернизацию на сферу своих профессиональных интересов. С одной стороны, по его наблюдениям, современные театры в России есть в тех регионах, сами главы которых являются театралами (Владикавказ, Элиста, Екатеринбург и др.). Вместе с тем сферой культуры все чаще руководят непрофессионалы, и даже сам федеральный министр культуры – «кадровый мидовец». Соответствующим образом чиновники от культуры комплектуют и штаты своих подчиненных. В театре это уже привело к тому, что главные режиссеры, бывшие еще недавно «царями и богами», уходят в тень менеджеров – директоров. А те – очевидно, в полном согласии с собственным начальством – стремятся преобразовать свои театры в автономные учреждения. «Вот такая модернизация: вроде тебе дают полную свободу, снимая с себя полностью ответственность, – вздыхает А. Никольский. – И театр перестает нести функции просветительские, образовательные, и это колоссальное культурное и нравственное падение, уход в сферу обслуживания примерно. Потому что тут уже остается развлекательная функция. И я совершенно согласен, что мы не просто подходим к Латинской Америке, а можем оказаться еще где-нибудь поглубже».

Особую тревогу преподавателя теории режиссуры из Высшей школы деятелей сценического искусства Никольского вызывает перевод отечественного театрального образования на Болонскую систему. Найти в подобной «модернизации» какие-то плюсы очень сложно, а вот выдающуюся русскую театральную школу она может попросту убить. С другой стороны, техническая модернизация театральной индустрии актуальна сейчас для всего мира, а не только для России. Причем здесь не обходится без парадоксов. Освещение в лучших театрах осуществляется сегодня с использованием новейших технологических достижений, а звук, напротив, возвращается к своему «доэлектронному» состоянию: «Убираются микрофоны, наушники, перекрываются динамики, стоят без толку эти блестяще сделанные аппараты, и на сцену выходит живой звук. Живой звук, снова живой оркестр, поэтому и ищут старых специалистов, которых все меньше и меньше».


Политолог, писатель, журналист и сценарист Денис Драгунский оспорил профессора Нисневича в том, что «модернизация» и «реконструкция» – разные понятия: «В обобщенном смысле модернизация может быть представлена как реконструкция». Кандидат философских наук Д. Драгунский привел доходчивый пример: «Вот я модернизирую отхожие места – это же не значит, что деревянный нужник я буду обивать золотой плиткой. Я просто сломаю сортир и вырою канализацию. В целом это будет пониматься как модернизация, хотя в реальности произведена полная реконструкция».

Д. Драгунский призвал вглядеться в поколения, на чьи плечи предположительно ляжет модернизация страны. По его мнению, те люди, кому 20 лет исполнилось в 1990 году, и те, кто достиг 20 лет в 2010 году, – «это две совершенно разных генерации», поколение детей сильных отцов и поколение детей слабых отцов соответственно. «Люди, которым было по 20 лет в 1990-м году, имели сильных отцов – послевоенного поколения. Этим отцам было хорошо, они родились в 1946–60 каком-то году, за ними стоят Победа, XX съезд, паспорта колхозникам, Черемушки, Гагарин и все такое. А родители тех, кому сейчас 20 лет, с трудом пережили 1990-е годы». В итоге сегодня в России мало «человеческого потенциала» для каких-то прорывов, что само по себе объективно препятствует модернизации, причем выхода из ситуации писатель Драгунский не видит. Другое объективное препятствие – богатство страны природными ресурсами.

В Западной Европе «относительная аграрная перенаселенность началась в XV веке», что подвигло европейские народы на поиски разнообразных путей подъема жизненного уровня – на колонизацию заморских территорий, создание рыночной конкуренции, индустриализация и прочее. В России же «относительная аграрная перенаселенность» возникла лишь в 1880-е годы, да и лишь в европейской части. Но «как только кончилась земля, сразу началась нефть». Иными словами, «отсутствия натурального ресурса, который является главным стимулом для всех, так сказать, урбанистических и модернизационных предпосылок, мы до сих пор не нюхали. Поэтому нам в этом смысле очень и очень трудно».


 Прозаик и литературный критик Игорь Кузнецов оценил шансы на модернизацию России крайне пессимистично. При этом он сослался на собственный опыт проведения избирательных кампаний в регионах. Последний из выборных проектов, завершившийся в октябре 2010 года в одном из районов Московской области, привел И. Кузнецова «в состояние неадекватности с этим миром».

«Мы работали с реальной властью, – пояснил член Союза российских писателей и Союза писателей Москвы Кузнецов. – Мало того, что сначала они не могут найти ничтожных денег на работу, они ничего не могут сделать, они ничего не умеют. Вообще ничего. Когда мы задавали вопрос "А как же вы тогда районом-то управляете?", они смеются. Они реально смеются, они даже воровать уже не умеют». «Коррупционная составляющая и та не работает, – полушутя посетовал И. Кузнецов. – Понимаете, в чем ужас: вот даже своровать какое-то количество денег на проведение какой-то конкретной конечной акции или хотя бы вынуть их из местного бизнеса в необходимых количествах и вовремя – не могут! А это ведь им нужно выиграть выборы, получить большинство, чтобы дальше там что-то делать, – но они не могут ничего. Они не способны элементарно организовать процесс работы на полтора несчастных месяца...» В завершение И. Кузнецов обратился к собравшимся за круглым столом: как с такой властью на местах «кто-то собирается что-то у нас модернизировать?» Этот вопрос повис в воздухе риторической загогулиной.


Член правления Российского союза промышленников и предпринимателей Виктор Бирюков, инициировавший данную дискуссию, отметил, что в информационную эпоху единственный путь модернизации – переход к обществу знаний. Условием успеха тут является всеобщее «включение мозгов»: идеал человека знающего должен вытеснить идеалы гламура, увеселений и безделья. В таком контексте следует оценивать и проект «Сколково»: «Даже если Кремниевой долины под Москвой не получится, общее направление выбрано верно, другого попросту не существует. Мы любим равняться на Америку, а ведь именно в тамошней науке управления родилось правило: "Когда не знаете, что делать, делайте хоть что-нибудь". Или в другой редакции: "Хаотическое действие предпочтительнее организованного бездействия"». Поскольку с докладом на круглом столе только что выступил американский ученый, В. Бирюков сослался на «необычный и нерастиражированный» опыт США.

Считается, что они выбрались из Великой депрессии благодаря Второй мировой войне. При этом упускают из виду, что власти сознательно обучали население умению... думать. Лет 70 назад Америка, начиная с кабинета своего президента, была увешана табличками с английским словом «Думай!». «Think! – было написано в лифте на дощечке красного дерева, – процитировал В. Бирюков писателя Эриха Ремарка. – Этот лапидарный призыв мыслить я замечал уже не раз...» Де-факто граждан на каждом шагу упрашивали «включать мозги». В результате из разноплеменного сброда был создан народ, который модернизировал страну и превратил ее в сверхдержаву. Тогда-то и таблички Think! исчезли.

Для России тем более совершенно нормально, что «сколковский» путь к инновационному обществу начат по указанию «сверху»: чем больше страна, тем прочнее должна быть центральная власть и тем сильнее ее влияние на всех и каждого. В подконтрольности государству основных СМИ В. Бирюков видит конкурентное преимущество России – возможность быстро распространить широкую моду на знания. В качестве примера он привел проект Academia на телеканале «Культура», где блестящие ученые читают лекции всей стране. И предложил постепенно вытеснять «попсу» с телевидения: «Да, в отличие от "Культуры", прочие каналы зарабатывают на рекламе, но кто сказал, что рекламодатель не захочет размещать свои ролики в умных передачах? Заодно, кстати, и рекламе придется поумнеть. Постиндустриальное общество нередко называют райтократией – господством пишущих и комментирующих над читающими и слушающими. Сегодня требуется немного времени, чтобы распространить любые сведения и позаботиться об их "теплом приеме" в умах».

Обратившись к зависимости экономики страны от менталитета жителей, В. Бирюков напомнил выступление 1-го заместителя руководителя администрации президента России, заместителя председателя комиссии по модернизации и технологическому развитию экономики В. Суркова на недавнем заседании правления РСПП. «Наша ментальная проблема... многовековая в том, что мы очень много веков привыкали добывать в основном сырье, – говорил Владислав Сурков. – Сырье бывало разным – меха, пенька, зерно в XIX веке, и меняли это на готовое оборудование... У нас генетически заложен код, что мы можем извлечь сырье, а все готовое, начиная от предметов роскоши и кончая предметами производственной необходимости, надо покупать там... Не верю в то, что какими-то исключительно законодательными вещами можно эту проблему решить. Проблема глубоко ментальная». Подобное экстенсивное, пренебрежительное отношение к богатствам страны произрастает из гужевой – доиндустриальной – эпохи почти всеобщего невежества. Лишь обществу знания под силу покончить с таким отношением, что позволит России вернуть себе статус глобального лидера.