Российский менталитет и экономика: национальная формула модернизации

29.09.2010, 23:48

В Доме экономиста на Тверской улице (Москва) прошел круглый стол «Менталитет и экономика: национальная формула модернизации». Участники поставили перед собой два основных вопроса. Во-первых, как влияют друг на друга народное хозяйство и народная душа? Во-вторых, как управлять этим влиянием, чтобы модернизировать экономику России?

С докладом «Менталитет и экономика: национальная формула модернизации» выступил Александр Аузан – президент Института национального проекта «Общественный договор», член Совета при президенте России по содействию развитию институтов гражданского общества и правам человека, член правления ИНСОР.

На обсуждение собрались: – Павел Лунгин, народный артист России, сценарист и кинорежиссер;
– Никита Кричевский, экономист, председатель экспертного совета организации малого и среднего предпринимательства «ОПОРА России»;
 – Виктор Бирюков, экономист, член правления РСПП, создатель и глава холдинга «Талина» и многие другие.

А. Аузан отметил, что связь менталитета и экономического развития не вызывает сомнений, поскольку она доказывается количественно. Соответственно и рецепт модернизации для каждой страны строго индивидуален, «причем дело не в уровне развития страны, а в наличии разных структур – неформальных сетей, неформальных институтов и так далее». Вообще-то модернизация в России уже идет, но это в основном потребительская модернизация, бурный рост сферы услуг: «торговые сети и мобильные телефоны прошли областные города и теперь движутся к районным».

А вот в «области постиндустриальной» модернизации не происходит, и прежде всего – из-за низкого качества институциональной среды. Качество институтов – одна из важных характеристик культурного состояния общества. «Наихудшее состояние у нас институтов государственных, не экономических, – убежден профессор, доктор экономических наук А. Аузан. – Поэтому нужно искать группы интересов, которые заинтересованы в модернизации, из них формировать коалицию, и нужно идти на компенсационные сделки с влиятельными группами, которые не заинтересованы в модернизации».

На вопрос Павла Лунгина, а что же конкретно модернизаторы сумеют предложить российским силовикам в рамках компенсационного договора, «если у них есть все», Александр Аузан ответил: «У них совершенно нет уверенности в будущем, потому что в 2003–04 годах были одни группы, которые контролировали страну – пришли другие. Нет никакой гарантии, что не придут третьи... Кроме того, у них есть дети».

Докладчик призвал также учитывать, что, с точки зрения международного бизнеса, капиталы доминирующих в России групп невелики и не вызывают доверия, а поэтому допускаются на рынки на дискриминационных условиях: «Мы верим вашим утверждениям, что это – ваше, но поскольку доказать-то вы это не можете, то сразу дискаунт сорок процентов». Причиной слабости российских институтов докладчик считает крайне индивидуалистическое поведение граждан – вопреки всеобщей убежденности в высоком российском коллективизме: «мы по бытовому опыту это знаем». На самом деле коллективистская культура в России искусственно насаждалась элитами в качестве «регулярного способа воздействия на предельно индивидуалистическое поведение населения». Для уважения к стандарту россиянам как раз-таки недостает коллективизма: «ценность стандарта или закона близка к нулю». Поэтому «российский автопром за сто лет не решил задачу массового производства», а при сохранении такой ценности, как наплевательство на стандарт «не решит ее и за следующие сто лет».

«Доказано в институциональной теории достаточно давно и многократно, что следование даже плохому правилу создает координационные эффекты, – подчеркнул А. Аузан. – Даже плохие институты имеют координационные эффекты и создают экономию на масштабе... Поэтому считаю, что любые институты важны. ВТО? Хорошо! Таможенный союз – замечательно! Там, где работает правило, а не произвол, уже чуть-чуть длиннее взгляд». С одной стороны, высокие показатели индивидуализма являются серьезным препятствием для крупных промышленных проектов. Крупные производства достигают главного результата путем экономии на масштабе, которая основана на том, что большие массы людей соблюдают заданные алгоритмы труда, работают по единым стандартам.

С другой стороны, выбирая направление модернизации, следует учитывать, что «у нас креативность является высокой ценностью». Вместо покупки патентов и соблюдения стандартов россияне предпочитают «на кухне» изобретать собственные технологии и перенастраивать имеющиеся. «Модернизацию сейчас надо направлять на малый бизнес, – заключил докладчик. – Он способен в небольшом кругу и на основе креативности решать задачи. Но вы не получите успеха крупных промышленных проектов. Поэтому антивирусная лаборатория Касперского – это реальный результат, но Google мы не будем иметь в этих условиях. Потому что Google требует соответствующей институциональной среды».

Крайний индивидуализм, креативность, уважение к смекалке и неуважение к закону объяснила, по мнению докладчика, недавно опубликованная статья В. Бирюкова «Станет ли Россия глобальным лидером». В статье говорится, что характерный для России экстенсивный тип хозяйства с невысокой производительностью труда исторически был порожден избытком земель. Александр Аузан напомнил, что в России «шла регулярная перемена поля» и не было смысла приспосабливаться к конкретному участку, добиваясь максимальной урожайности. Спустя несколько лет крестьянин просто забрасывал участок и распахивал новый.

Так складывался менталитет, не ценящий пространства, пренебрегающий им. Коснувшись создания «иннограда» Сколково, докладчик сказал: «Это интересный технический проект, который прямого значения для модернизации страны не будет иметь. Он будет дорогим, он будет иметь некоторые результаты, возможно, которыми можно будет похвастаться, – такой ВВЦ-два, Выставка достижений народного хозяйства».


Эксперт по инвестициям В. Громковский, вернувшись к проблеме неэффективности крупного машиностроения в России, напомнил, что в ходе индустриализации 1930-х годов промышленные гиганты создавались по отдельности друг от друга – в качестве универсальных, «самодостаточных» предприятий, без широкого разделения труда, как в США. Там автомобильные предприятия представляют собой «грибницу», а в России – «клубень».

К примеру, тот же ГАЗ по сей день «сам для себя все делает, почти все», разве что двигатели выпускаются в Ярославле. Отсюда – проблема комплектующих, которую «решить отдельными частными усилиями отдельных частных заводов в принципе нельзя, потому что это задача общенародная». Причем на выращивание «грибницы», то есть широкой кооперации, требуются многие десятилетия.


Доктор экономических наук Василий Симчера вообще подверг сомнению обязательность наличия менталитета: «есть ментальные страны, и есть нементальные страны». Оппонент докладчика утверждал, что «доля менталитета в современном экономическом росте – это величина ниже плинтуса, настолько эта доля незначительна».

В. Симчера даже предложил собственную «классификацию» менталитетов: «Экономических менталитетов два. Либо общество, человек, я, государство продуцирует блага, и тогда эти блага наделены каким-то результатом материальным и каким-то духовным результатом. Это как борщ у хорошей хозяйки и раствор у скверной хозяйки, это – один менталитет экономический. И другой менталитет экономический – деньги, нажива, выгода. Формула классическая "товар – деньги – товар" давно уже не существует. Существует "деньги – бумаги – бумаги – деньги". Значит, о каком менталитете мы говорим, давайте разберемся».


Виктор Бирюков подтвердил тезис докладчика о чрезвычайно высокой индивидуальности в российском обществе, уточнив, что это свойство присуще мне только мелким производителям, но также собственникам заводов и фабрик, крупных землевладельцев. «Нам очень сложно договариваться, вступать в какую-то кооперацию для того, чтобы сэкономить деньги, ресурсы, достигать более высокой эффективности за счет синергетического эффекта, – признался В. Бирюков. – Кое-какие сдвиги уже получаются, уже научились договариваться, но дело идет очень медленно». Он отметил, что в модернизации российской экономики решающую роль может сыграть региональный фактор, который практически не имеет значения для «компактных стран». В пример был приведен Забайкальский край, «совместно с правительством которого мы реализуем сейчас проект по разведению крупного рогатого скота, главным образом мясных пород, которые до сих пор почти не выращивались в России».

 Скотоводство – традиционное занятие для данного региона, «потому что там степи, потому что там дешевые корма и потому что другим бизнесом в крае заниматься практически невозможно, никакое другое сельское хозяйство там не состоится». Однако эту отрасль необходимо модернизировать, переведя на современные индустриальные рельсы на основе канадских технологий. Тем более, что речь идет об огромных территориях, приграничных с Китаем. «Для таких регионов, как Забайкалье, быки с коровами – больше, чем просто домашний скот, – уверен В. Бирюков. – Модернизация здесь мясного скотоводства – вопрос уже не только продовольственной, но и национальной безопасности».

Вообще важнейшим направлением модернизации В. Бирюков считает превращение России в крупнейшего экспортера продуктов питания. По оценкам экспертов Организации ООН по вопросам продовольствия и сельского хозяйства (FAO), страна сможет обеспечить пищей более 1 млрд человек – это «грандиозный бизнес».


Павел Лунгин назвал источником предельного, переходящего в анархизм российского индивидуализма тоталитарную власть, которая полностью снимает с человека всякую ответственность. «Что такое демократическое гуманистическое общество? – задался вопросом режиссер. – Это сознательное ограничение своих желаний, например, во имя общественных. Демократическое общество человека чем-то, но ограничивает. Он думает: а как бы не пошуметь, а как бы не это, а можно ли выбросить мусор туда? Над нами же есть кулак железный: не пойман – не вор, елки-палки! Их дело ловить, а я буду жить – как хочу».

Режиссер посочувствовал В. Бирюкову: «Понимаю то, о чем говорите вы. Наверное, договариваться с людьми очень сложно, потому что вот это вот ощущение, от лагеря идущее, – "умри ты сегодня, а я завтра"». П. Лунгин считает, что страна не меняется со времени Ивана Грозного, «который что-то сломал в пути развития России», помешав состояться русскому Ренессансу. «Мы все время крутимся на уровне средневекового мышления, средневекового отношения к земле, деньгам, труду и так далее, – рассуждал режиссер. – Знаменитая судебная реформа Ивана Грозного сводилась к формуле "Судите по справедливости, чтобы опричник всегда был прав"».

Так и живет Россия в условиях «двоемыслия, двоезакония, все время есть две правды, два слова, даже два бога: бог государства, жестокий бог власти, и добрый Христос простых людей». Столкновению между ними и посвящен фильм Павла Лунгина «Царь». Соответственно, экономик в России тоже две. Первая – «когда котел можно топить живыми людьми», что делали Иван Грозный, Петр, Сталин: «при этом странным образом модернизация тоже происходит, движение вперед происходит».

То есть здесь речь идет об «опричной экономике». Она противостоит «экономике, основанной на развитии научно-технического прогресса». «Самая большая опасность – это когда опричная экономика наденет на себя личину истинной модернизации, – признался П. Лунгин. – Когда властные структуры в разных регионах станут главными модернизаторами по форме, но абсолютно не по сути». Другую большая опасность он усматривает в потребительской модернизации, о которой говорил докладчик: «Человек, который пользуется мобильным телефоном, считает, что он истинно современный человек. Мобильный телефон подменяет культуру: обезьяна может звонить по мобильному телефону, обезьяна может работать на компьютере. Но это уменьшение истинной культуры, которой требует модернизация».

Коснулся мэтр отечественного кинематографа и столь животрепещущей темы, как отставка московского мэра. Докладчик А. Аузан говорил о таком препятствии модернизации как высокий уровень избегания россиянами неопределенности: «Когда выбор идет не лучшего из вариантов, а наименьшего из зол, вы получаете всегда выбор в пользу старого. Потому что старое зло известно – оно уже этим лучше нового». На это Лунгин заметил: «Ну, вот мы видим, что с Лужковым происходит. И мы видим, что народ, который живет под лужковскими ценами, под лужковским прессом, под лужковской милицией, под лужковскими судами, дружно снова говорит: уж лучше бы Лужков! Все-таки он наш, он свой, мы уж его знаем, а что там еще будет! Ну, а что будет-то? Хуже будет? Что будет – придет Кампучия?» В завершение режиссер посетовал, что «Царь» возмутил значительную часть российского общества: «Не трожь! Наша власть – пусть в крови, но наша, не лезь!»


«Власти не очень понравился ваш анализ ментальности, – обратился к режиссеру Владимир Пызин. – Потом ваша последняя заключительная, так скажем, метафора, когда русский народ ни на что не способен, как только отказаться от праздников, это некоторых людей обижает...» Затем политолог В. Пызин попытался обосновать отсутствие связи между менталитетом и экономикой: «Возьмем, например, любовь к риску, да? Это ментальная вещь, да? Как в Америку переехали "на байдарках" в свое время, так и у нас: в Сибирь поехали самые рискованные люди. Ну что там, Силиконовая долина? Ничего подобного. Там люди сильнее, люди рисковее, люди энергичные, но та же самая система. Нету взрыва экономического там... Посему такое впечатление, что не менталитет мешает – система нерабочая».

По мнению В. Пызина, модернизации препятствуют российские чиновники, которые получают откаты от иностранных компаний за то, чтобы в стране «не производилось большинство высокотехнологичных продуктов»: «Капица откровенно в своем интервью заявил в последнем, что все разработки Академии наук, которые могут быть конкурентны зарубежным поставкам, блокируются, не финансируются».

Политолог призвал менять систему формирования власти и укреплять гражданское общество, чтобы оно контролировало власть, в частности, борьбу с коррупцией, которую пока ведут сами чиновники: «На сегодняшний день и субъект, и объект борьбы с коррупцией совпадают».


Доктору экономических наук Сергею Смирнову показалось неверным, что докладчик говорил только «о той модернизации, которая идет сверху, об усилиях федерального правительства», поскольку «значительный импульс той самой модернизации лежит на наших региональных сообществах». В качестве примера сопротивления модернизации С. Смирнов привел город Сокол Вологодской области, в котором ни власти, ни население никак не желают диверсифицировать экономику.

Сейчас она представлена главным образом двумя целлюлозно-бумажными комбинатами: «Давайте будем тянуть старые мощности, старые производства, старую структуру занятости с ее менталитетом, с ее безудержным пьянством на рабочих местах...» Между тем спрос на бумагу по мере развития информационного общества может резко упасть, поскольку уже вырастают поколения, привыкшие читать с мониторов.

Также известный экономист считает, что нужно отказываться от массированной государственной поддержки неэффективных крупных производств типа АвтоВАЗа и переориентировать поддержку на тот самый некрупный бизнес, о котором говорил докладчик.


Наталья Карпова сообщила, что ее взволновало выступление Павла Лунгина, говорившего о двух параллельных системах ценностей в России. Более того, россияне транслируют это свое ментальное двуличие на зарубежных партнеров, и те «уже поняли, как играть по нашим правилам, вступают на площадку коррупции...»

«Мы говорим уже двадцать пять лет о том, что мы хотим привлекать иностранные инвестиции в Россию, и мы делаем все, чтобы иностранных инвесторов сюда не пустить, – уверена Н. Карпова. – До сих пор мы эту старую песню пропеваем о том, что иностранный инвестор якобы что-то у нас захватит и национального производителя поставит на колени, в то время как весьма недалекие, еще красные директора, давно зарегистрировали фирмы за рубежом и прекрасно паразитируют на своей позиции национального производителя и доят вдвойне – государство в качестве субсиданта, своих сотрудников и еще развращают иностранных партнеров, которые двадцать с лишним лет обеспечивают им всевозможные откаты».


Известный исследователь экономических стратегий Александр Неклесса сосредоточился на терминологии: «Модернизация – слово очень неудачное, которое прикрывает некоторые другие реалии. Ну что такое модернизация? Была такая достаточно естественная, органичная модернизация западноевропейского общества. Была искусственная, усеченная модернизация, когда, собственно, и возникло понятие модернизации применительно к колониальному миру, а особенно к постколониальному, к процессу перехода... Эта технологическая модернизация выдвинула на передний план, сделала рельефным понятие "техническая" и несколько отодвинула понятие "культурная"».

Частое употребление участниками круглого стола слово «государство» также не понравилось А. Неклессе. «Если приглядеться к этимологии понятия "государство", это не гражданское понятие: "государство" – "господарство" – "господство". Это понятие сословное. Человек рассуждает как подданный, а не как гражданин». А вот термин «страна» в XXI веке уже обозначает не территорию, но людей. Раньше какие-то «группы риска» вынуждены были противостоять «властным группировкам», если не хотели «дальнейшего загнивания данной территории». Но «в современном мире это далеко не так, группы риска просто выходят за пределы данной территории... У нас огромное количество эмигрантов».


Историк Вардан Багдасарян процитировал афоризм Николая Бердяева: «Экономика относится к средствам, а не целям жизни. И когда ее делают целью жизни, то происходит деградация человека». И задался вопросом: «Модернизация – что это такое, цель или средство? Уже один раз так наступили на грабли – перестройка. Перестройка – это средство, но она была превращена в цель, и в результате Советского Союза не стало».

Далее В. Багдасарян резюмировал: «Есть три методологических подхода к развитию. Первая модель: экстраполяция, переносим западный опыт, и ни о каком, собственно, национальном менталитете тут и речи не должно быть. Второй подход – это выбор альтернатив, социализм, капитализм, что-то в этом роде. И третий путь, если все-таки мы признаем значимость национального менталитета, – это путь самоидентификации, через самоидентификацию строить собственную модель модернизации».


По традиции дискуссию провел Александр Новиков – член президиума Вольного экономического общества России, главный редактор журнала «Наша власть: дела и лица».

Александр Черницкий