Русская душа против экономики? Или экономика против русской души?
29.06.2010, 12:23В Доме экономиста (Москва) состоялся Четвертый круглый стол из серии «Диверсификация российской экономики». Цель мероприятия заключалась в том, чтобы выяснить, как менталитет («русская душа») влияет на экономику, возможно ли управлять этим влиянием. С докладом выступил культуролог, философ, политолог Сергей Кара-Мурза. Наряду с экспертами присутствовали представители СМИ, руководитель пресс-службы Союза театральных деятелей России.
***
В докладе «Диверсификация: социокультурный аспект» профессор, главный научный сотрудник Института социально-политических исследований РАН Сергей Кара-Мурза предложил 2 постулата:
– народное хозяйство зиждется на определенном мировоззрении, является большой инерционной системой, выросшей на данной площади, и не может быть произвольно перемещено на базу иного мировоззрения
– народное хозяйство является частью национальной культуры, и оно исключительно сильно пропитано этничностью, т.е. особыми установками, особой специфической частью культуры.
«Любой народ существует при балансе устойчивости и подвижности всей этой системы этнических связей и мировоззренческих элементов, – подчеркнул Сергей Кара-Мурза. – В истории есть множество случаев, когда народы отказывались от исключительно эффективных инноваций только потому, что предчувствовали, что это будет угрожать распадом вот этих связей. Поэтому инновационная деятельность и модернизация, тем более модернизация, которая несет в себе имплантацию на национальной почве предприятий и институтов Запада, – это части хозяйства, связанные с очень деликатными моментами».
Далее докладчик выдвинул тезис о том, что создание института частного предпринимательства в России в 1990-е годы нарушило оба эти постулата. Были отключены нравственные ограничения и проигнорированы традиции национальной культуры. В результате предпринимательство пережило тяжелую родовую травму: «принимавшая роды номенклатура щипцами повредила голову и некоторые другие органы».
Новорожденные российские бизнесмены призваны были стать небольшим новым народом – «демосом» из 10% населения, доминирующим надо остальными 90% – бесправным, нищим «охлосом». Цель создания института предпринимательства заключалась в разрушении коммунистической «империи зла». Однако из-за несоответствия этого нового института отечественным мировоззрению и культуре предпринимательство так и не завоевало легитимности в массовом сознании – ни как конструктивная национальная сила, ни как конструктивная социальная сила. Наоборот, произошел оскорбительный для «охлоса» «разгул демонстративного личного потребления – абсолютно хамского».
Вывод: без легитимной интеграции в общество нового для России культурно-исторического типа, т.е. предпринимателя, в стране невозможны не только модернизация или инноватизация, но и вообще производство. Пока же никакого сближения «демоса» с «охлосом» не происходит, и половина населения отвергает даже саму возможность подобной интеграции. Тем не менее, Сергей Кара-Мурза считает, что у них есть шанс договориться между собой. Для этого нужно, чтобы «государство и бизнес совокупностью слов и дел завоевали культурную гегемонию и уважение общества».
***
«От лица оплеванного бизнеса» основному докладчику возразил президент Института Ближнего Востока Евгений Сатановский: «Прежде чем к государству апеллировать, хорошо бы собственный двор подмести». Российское частное предпринимательство за последние 20 лет создало отсутствовавший прежде потребительский рынок, отсутствовавшую прежде финансовую инфраструктуру, а также интегрировало экономику в окружающий мир.
При этом нет никакой уверенности, будто менталитет вообще влияет на экономику, а «повышенное раздолбайство» свойственно не только русским, но и «знакомым мне латиноамериканским предпринимателям». Оппонент докладчика отметил, что не связанному с грабительской приватизацией «бизнесу плевать на общество»: бизнес заинтересован в том, чтобы для собственных родных, близких и друзей «строить страну, в которой будет непротивно жить, комфортно жить, безопасно жить и интересно жить». Основную проблематику отечественной экономики Евгений Сатановский выводит не из неприятия бизнес-сообщества широкими слоями населения, а из жесткого противостояния бизнеса и чиновников.
«Если вы посмотрите на номенклатуру миллиардеров – на настоящую номенклатуру, а не на списки "Форбс", если вы просто посмотрите, кто живет в Лондоне и какие там особняки, – то вы увидите огромное количество армейской элиты, таможенной элиты, партийной элиты и кого угодно, у кого денег, по идее говоря, должно не быть, – отметил оппонент основного докладчика. – Но, простите, при чем здесь Россия, русская ментальность? Исторически в любой стране, где проходил грабеж чего угодно – хоть общинных земель во времена огораживания, культ нуворишей во Франции времен промышленной революции, – это все существовало».
«Классической» для России Евгений Сатановский признал систему фаворитизма, указав, что именно из-за нее в стране «нет автомобильной промышленности» и, по-видимому, деградирует оборонная промышленность. Ключевые посты в экономике занимают не самые умные, знающие, ответственные, энергичные, а самые приближенные, преданные, льстивые, беспринципные. Впрочем, эта ситуация должна будет постепенно выправляться более или менее естественным путем. Правящие элитные группы соперничают между собой «и в этой конкуренции в конечном счете будут вынуждены ввести некоторую меритократию, потому что ты получаешь прибыль от своего одноклассника или ты получаешь убыток; если убыток, то фаворита-одноклассника надо гнать».
«На местах территориально сегодня построены новые боярские уделы в виде губерний, каждая из которых может отделиться и стать государством завтра, потому что единой дорожной системы не существует, – выразил озабоченность Евгений Сатановский. – Поэтому вполне возможно, в 2030-е и 2040-е годы у нас и пойдет развал страны, когда юноши из партии "Наши" или кто-то в этом роде придут на губернаторские посты». В заключение оппонент докладчика отметил, что «по сравнению с Мексикой с ее наркотраффиком, с ее криминалитетом, феодализмом», со странами Ближнего Востока или Индией «у нас не так уж плохо везде». Евгений Сатановский полагает, что примерно через 80 лет Россия «доэволюционирует до состояния нормальных отношений бизнеса и общества»: «Есть желание жить богато, и это желание объединит всех – от компартии во главе с Зюгановым, который тоже не хочет ездить на иномарке "Запорожец", до различных асоциальных элементов вроде Лимонова. И значит, это общество, слава богу, не погибнет».
***
Народный артист России Евгений Стеблов подчеркнул, что доминирующая форма политического правления не определяет благосостояния общества. Как убедительно доказывает история, не при всякой демократии люди живут лучше, чем при монархии.
Он призвал собравшихся помнить, что «миром правит дух, а не производство; производство – это производное от духа». Отсюда вывод: бизнес должен быть нравственным. Особенно это справедливо для многонациональной России, где столетиями мирно сосуществуют братские авраамические религии: христианство, мусульманство, иудаизм.
«Человек – дуальное существо, у него два вектора движения, – сказал Евгений Стеблов. – С одной стороны, у него есть потенция стать зверем, с другой стороны, потенция стать ангелом. Или вверх, или вниз – так устроено вообще все в этом мире. Или человек идет к богу, или к дьяволу».
Для создания нравственного бизнеса главное – меняться самим, становиться лучше, чище душой. Поначалу кажется, что это очень трудно, но на самом деле надо лишь дисциплинировать свое сознание. Проще всего это сделать религиозным путем – через молитвенное очищение. Особо артист остановился на роли телевидения в формировании морального климата в стране: «Включите канал – это помойка, на 90%. Ну, я исключаю канал "Культура", я исключаю некоторые программы на других каналах, но в основном это помойка откровенная. И когда начинаешь с производителями этой помойки говорить, они всегда отвечают: это – бизнес. Телевидение – это бизнес? Какой это бизнес? Это никогда не было бизнесом! Это гораздо более сложное понятие, там и политика, и идеология – хотим мы этого или не хотим. Там и элементы культуры, искусства, но – бизнес? Какой там бизнес? Только на рекламе деньги делать – ни на чем, из воздуха – вот и весь бизнес».
***
Советник председателя Совета федерации Александр Чуев остановился на механизме функционирования отечественного бизнеса. С одной стороны, почти каждый крупный предприниматель пользовался или пользуется в той или иной степени государственной собственностью: либо непосредственной денежной подпиткой из бюджета, либо государственными природными и ископаемыми ресурсами.
С другой стороны, сама «законодательная какофония», «бессистемная система» подвигают предпринимателя к тому, чтобы он вел себя нечестно, обманывал: «Во всем этом, как в мутной воде, наверх поднимаются те, кто умеет быстренько воспользовавшись именно этими пробелами законодательства, именно проблемами состыковки тех или иных законов, просто быстренько заработать деньги не самым красивым и лучшим образом. А человеку нравственному, человеку честному, который думает о своей душе, работать предпринимателем крайне плохо и неудобно». И если государство призывает бизнес к моральному поведению, то олицетворяющим государство чиновникам начинать надо с себя. Потому что сегодня чиновник старается сделать что-то полезное не для страны, а для своей семьи, своего «дворика», своих приближенных, своего клана или компании: «Честные и достойные люди в государственной власти, увы, не просто не могут себя проявить и показать, а они вынуждены там выживать. И очень часто эти плюют и уходят – ну, или в малый бизнес, или преподавать, или жить каким-то иным образом далеко от государственной власти».
«Часто государство не только не поддерживает честного предпринимателя, – оно само и своими программами стимулирует обман и, к сожалению, является источником обмана», – отметил Александр Чуев. И привел в качестве примера московскую программу «Молодая семья», по которой столичные власти, то есть государство, обманули 11 тыс. молодых семей. Но ответственности за свои противоправные действия чиновники, как правило, не несут «У нас все министры на своих местах, у нас правоохранительные органы в очередной раз реформируются, – сказал Александр Чуев. – Уж лучше б стерли все с лица земли до нуля и построили на новой кадровой основе. Чем реформировать то, что сгнило».
Для исправления ситуации он предложил принять Дисциплинарный кодекс, учить чиновников нравственному поведению на специальных курсах и даже, возможно, отправлять их в паломнические поездки. Отсутствие в стране комфортных условий для предпринимательской деятельности подавляет активность и инициативность население, приводит к социальной апатии. Обратной стороной этой медали является ненависть бедных масс по отношению к тем немногим, кому удается чуть-чуть подняться, несмотря на все препоны со стороны государства. Правда, удачливые наши предприниматели нередко сами норовят вызывать эту ненависть тогда, когда сознательно выставляют напоказ свою безудержную роскошь.
Нравственный упадок общества усугубляется растлением, которое несут в массы многие СМИ: так, телевидение нередко грешит порнографией и нецензурной бранью. «Средства массовой информации, особенно государственные, должны нести в себе определенный позитивный заряд, – убежден Александр Чуев. – Не хватает немножечко людей хотя бы с остатками государственнического мышления. Сегодня государственнического мышления почти ни у кого нет. Государство как Родина, как организм целый никого почти не волнует».
В заключение Александр Чуев предложил вовлекать церковь во все сферы нашей жизни: «Потому что мы без Бога, мы без духовного возрождения ничего не сделаем. Человек, если он сам себе хозяин и не мыслит над собой никакого нравственного авторитета, в 99% случаев пойдет в своей душе не вверх, а вниз: если все дозволено, значит, я могу делать, что хочу. Вот это главная беда, которую нам предстоит победить».
***
Профессор кафедры истории и теории культуры РГГУ Игорь Яковенко обратил внимание экспертов на то, что хотя за 20 лет система общественных отношений изменилась кардинально, но базовые характеристики общества сохранились. Предприниматели вынуждены вести себя нечестно подобно тому, как приходилось быть нечестными директорам советских заводов и председателям колхозов. Этот факт сам по себе уже служит доказательством существования ментальности: «Ментальность – устойчивая характеристика, то, как мыслят люди, большая часть людей. Она представлена в одной голове сильнее, в другой – слабее, это зависит от микросреды формирования человека, но она существует».
Ментально население России представлено двумя большими блоками – фактически двумя народами, которые четко отличаются друг от друга поколениями, образованностью, проживанием в мегаполисах либо на периферии. Представители первого «народа» приемлют бизнес – независимо от того, занимаются ли им сами. Представители второго «народа» бизнеса не приемлют. Однако устранением этого раскола никто не занимается. Самая важная проблема страны состоит сегодня в том, что управляющая элита (госчиновники и сращенный с властью крупный бизнес) полностью утратила стратегическое видение: о будущем никто не думает и на будущее никто не работает.
«Люди живут в тактическом горизонте, – резюмировал доктор философских наук Игорь Яковенко. – У Ленина или Сталина было химерическое будущее, но это были стратегически мыслящие люди. Хрущев еще сделал программу на 20 лет вперед. А уже Брежнев – человек тактический, и все последующее развитие происходило в тактическом горизонте. А чем ближе государство к кризису, чем дела его хуже, тем надежнее и устойчивее власть утрачивает стратегические способы видения. Когда дела идут плохо, тут не до стратегии».
Слова докладчика о том, что отдельные народы отказываются принимать инновации, которые их разрушают, эксперт проиллюстрировал на примере большевистской революции: так общество отказалось от рыночного пути, которым пыталось следовать, начиная с Александра II.
«Российское общество предпочло модернизироваться в коммунистическом сценарии, – напомнил Игорь Яковенко. – Если культура отказывается от каких-то инноваций и от каких-то технологий, ибо ее основание не позволяет их включить, то дальше эта культура начинает утрачивать свой конкурентный уровень. Если он опускается ниже некоторого предела, эта культура вместе с ее носителями исчезает».
Одновременно ученый призвал помнить, что модернизация всякий раз, начиная первой модернизировавшейся страны, Англии, обрекает на гибель «социально-культурный универсум традиционной культуры», например, возникновение фермерства зиждется на исчезновении традиционного крестьянства: «Это трагический процесс. XX век у нас покончил с русской традиционной культурой и русским крестьянством».
За последние 3000–4000 лет носители исторически предшествующих культур воспринимают тех, кто приходят им на смену, как безнравственных. На самом деле не бывает безнравственных обществ, бывает другая нравственность, которая представляется носителям вчерашней нравственности чем-то безнравственным, невозможным: «Для кого-то промискуитет был нормальной практикой, люди жили все вместе, но потом парный брак появился».
Модернизация советского общества в 1990-х годах принесла новую нравственность, которая произросла из старой: неудивительно, что большинство населения считает безнравственной приватизацию 1990-х годов.
«Помните цеховиков 1970-х годов? – спрашивал Игорь Яковенко. – Они были нелегальны, и советская ситуация сращивала их с преступным миром. Были у них крыши бандитские. В этом смысле участие преступного сообщества в приватизации 1990-х годов было задано этой логикой. Ничего другого из советской ситуации просто вырасти не могло».
Кроме того, если что-то понимается в культуре как «ворующее», то воровство этим предзадается, делается неизбежным. Так в СССР и пропаганда, и культура, и массовое сознание относились к работникам торговли – они непременно должны были воровать, и они действительно воровали. Искусство высмеивало также предпринимателя, наряжая его в нелепый цилиндр, вставляя ему в зубы сигару и заставляя его внаглую заниматься грабежом: «Так ничего другого в 1991 году получиться не могло. Общество не признавало частной собственности, видя в предпринимателях преступников, нарушителей уравнительной психологии». В этом плане логично и благоразумно, что люди переводят деньги из страны с нелегитимной собственностью в оффшоры. Проблема заключается в том, чтобы создать эффективного собственника, не сращенного с государством, поскольку «эта задача противоречит кастовым интересам правящего сословия».
***
Профессор кафедры культуры мира и демократии РГГУ Сергей Черняховский считает, что «модернизация» – «абсолютно неудачный термин». На самом деле власть призывает сейчас не к модернизации, под которой понимается любое осовременивание, а к технологическому прорыву. То же самое происходило 25 лет назад, когда идею технологического прорыва, в котором остро нуждалась страна, подменили идеей демократизации и рыночных механизмов – того, что в принципе парализовало путь к технологическому прорыву.
Ни демократизация, ни рыночные механизмы не могут быть движителем технологического прорыва: «Бизнес неспособен обеспечивать прорыв. Для этого бизнес должен находиться на стадии формулирования долгосрочных стратегий: должны быть корпорации, существующие десятки и сотни лет, которые давно уже начали думать не о собственной прибыли, а о том, что будет через 50 лет не в "этой стране", а в "их стране". Технологический прорыв требует огромных вложений, которые очень нескоро могут дать отдачу. Соответственно, рыночное начало его не обеспечивает. И во всех странах, где осуществляли технологический прорыв, даже в условиях существования частной собственности, рыночные отношения ограничивались государством».
Обращаясь к теме ментальности, доктор политических наук Сергей Черняховский отметил, что русская ментальность – «при всей разности ментальностей различных социальных групп» – существует, причем определяется не сугубо духовными или религиозными факторами, а глубже. Она возникла еще до возвышения православия на Руси – под воздействием пульсирующего ритма жизни славянских племен, когда то какое-то время жили в одном ареале, то потом продвигались из района Бранденбурга по Восточной Европе. В этих условиях самоидентификация была усложнена: если другие народы могли сказать «вот мы народ, который живет на этой горе» или «а мы народ с таким-то цветом усов», то Россия складывалась как самоидентификация с неким поиском истины, движение в соприкосновении с различными культурами.
«В силу этого пульсирующего ритма России свойственно совершить рывок, выстроить что-нибудь прежде никем невиданное, и лечь спать, – подчеркнул ученый. – Потом проснуться, сказать "почему нас опять обогнали" и опять куда-то рваться. Это всегда требует некоторой сакрализации. В конце концов готовность народа класть кости на строительство флота русского, среди прочего, стала возможной благодаря системе русских сказок про море и сказочную сакрализацию моря. Потому что "ух, мы будем строить корабли, мы поплывем по морю-океану!", вот это оправдывало – в соотнесении с мифологическим сознанием – готовность, если царь прикажет, там и умирать».
«Всякое масштабное действие всегда требует у русских некой сакрализации, и краткосрочные импульсы очень мало работают, подытожил Сергей Черняховский. – То есть они могут работать на уровне "привести в порядок дом", но чтобы строить флот или строить церковь, требуется уже другая система сакрализации. Не только в России, но во всех сложных обществах материальный стимул – рынок, бизнес – это система краткосрочного стимулирования. Даже западные общества с их развитием капитализма давно начинают выстраивать другую систему стимулирования: с одной стороны, на каком-то этапе так называемая система человеческих отношений, но уже в 1980 годы они развивались в систему Херцбергера, то есть стимулирование труда более сложными видами деятельности. По опросам, в США уже в 1980-х годах деньги занимали лишь 3-е месте в системе приоритетов и стимулов».
Тем более, русская культура, русское сознание нуждается в ощущении того, что оно несет открытие некоей истины миру. Отсюда следует постоянная традиция раскола, борьбы между алгоритмом найденной истины и алгоритмом поиска истины: «ведь если мы нашли истину, получается, что мы ее не ищем».
***
Заместитель председателя Союза театральных деятелей России, заслуженный работник культуры России, профессор Российской академии театрального искусства (ГИТИС) Г.А. Смирнов указал на давнее абсолютное заблуждение и бизнеса, и государственной власти, – наивную веру в то, что «экономика все поставит на свои места, рынок все отрегулирует, и страны с развитым рынком давно поняли, что это заблуждение». В России это заблуждение усугубляется героизированными еще киноиндустрией 1990-х образами уголовников и ничтожным авторитетом правоохранительных органов. В такой ситуации совершенно уникальной выглядит роль культуры – культуры не как искусства, а в более широком смысле: «Именно она только и может создавать не просто условия для жизни и выживания, да, но и такие эфемерные для некоторых понятия, как чувство собственного достоинства, без которого вообще в принципе ничего невозможно».
Недооценка роли культуры со стороны и государства, власти, и со стороны бизнеса приводит к тому, что в обществе культивируется концепцию развития, свободная от культуры. Первые лица государства в основополагающих докладах вообще не произносят слово «культура», хотя много и с удовольствием говорят о спорте, особенно спорте высоких достижений: «А культура – она даже не разделяется на высшие достижения или массовую культуру. Вообще о культуре речи нет». Не понимая фундаментальной роли культуры в обществе, многие высокопоставленные чиновники занимают сейчас вот такую удобную позицию по отношению к работникам культурной сферы: дескать, «вам дали свободу, делайте чего хотите – чего вы от нас-то требуете?» Если власть отворачивается от культуры и самоустраняется от ее развития, то такой подход называется у культурологов бездушным. Это путь в никуда, в усиление существующих в обществе напряженностей между богатыми и бедными, между предпринимателями и не-предпринимателями и т.д.
***
Главный редактор журнала «Золотой лев» Сергей Пыхтин заявил, что российская цивилизация «молода, но крайне немощна». Россия 20 лет назад восприняла в качестве экономического механизма «политическую экономию лавочников», и совокупная мощь страны с тех пор уменьшилась в 10 раз. Причина в том, что интеллектуальный класс плохо знает страну и цивилизацию, в которой живет. Поэтому опора делается на несвойственные русской цивилизации закономерности, и это фундаментальная ошибка; мы всякий раз переносим «европейскую пальму на нашу почву, а потом удивляемся, отчего она не растет».
России присущ особый, русский способ производства, который принципиально отличается и от японского, и от китайского, и от американского. Прежде всего необходимо пересмотреть роль денег, поскольку «Россия никогда не была денежной цивилизацией», и цари расплачивались не деньгами, а землями. Ни цари, ни первые секретари, ни великие князья никогда не оперировали деньгами в качестве средства стимулирования развития.
«В 1991–93 годах произошли два государственных переворота, в результате которых чиновничество узурпировало власть, – напомнил Сергей Пыхтин. – И сейчас власть в руках чиновничества, превратившегося в бюрократию, которая, собственно говоря, всем и управляет. Если бы она управляла во имя интересов нации, никто бы, может быть, и не возражал, временно с такой узурпацией можно было бы и смириться. Но ведь происходит все наоборот, мы же растворяемся в так называемом глобализме, мы не исповедуем ценности собственной цивилизации».
Далее эксперт задался вопросом, почему все считают, что чиновник – это власть. Чиновник – инструмент власти, ее орудие, но никак не сама власть. Более того, природа чиновника – не быть властью. Но в России чиновник, наоборот, слился с властью. А она превратила чиновничество в бюрократию, и результатом этого стала всепроникающая коррупция. Такое положение необходимо менять, и прежде всего – в умах новых поколений, чем и должна заниматься вузовская профессура.
***
Член правления РСПП Виктор Бирюков вынужден был покинуть круглый стол до своего выступления, однако передал тезисы модератору. По мнению В.С. Бирюкова, ментальные отличия России от Запада во многом обусловлены историческим изобилием жизненных ресурсов.
Европейские же цивилизации создавались «от тесноты и нехватки», порождавших эпидемии, войны, преступность, даже «кулинарные изыски» (русские «властелины земли» не ели плесневелый сыр, моллюсков, икру, лягушек). Однако лучшие европейские умы бились над экономией и улучшением распределения витальных ресурсов. Создавались высокие для своего времени технологии (канализация и водопровод, уличные фонари и каменные дома), а ради повышения производительности сельского труда было рано отменено крепостное право.
Русским проще было действовать экстенсивно: распахивать больше гектаров, разводить больше скота. В ходе советской индустриализации подобное «теллурократическое высокомерие» крестьяне перенесли в города. К чему инновации, если тут алмазы, через 2000 км золото, еще за 5000 км нефть и т.д.? Проще выкопать, продать за рубеж, а на выручку обзавестись к примеру, сотовой телефонией. Зачем заводы модернизировать? Чтобы вдвое увеличить производство, легче построить еще столько же морально старых предприятий. Буксует и диверсификация: проще закупать машины со станками, чем самим создавать индустрию высокого передела – альтернативу добывающему сектору. Тем не менее, в 1990-х годах определенная модернизация экономики все-таки произошла: Россия словно купила «навороченный» компьютер («железо», «хард»), а программное обеспечение к нему («софт») решила не покупать. Заимствовав на Западе часть единого целого, мы напрасно пытались «инсталлировать» ее в собственное единое целое. Догоняя Запад, мы фактически шагали назад: вот, кажется, догнали, но Запад уже опять впереди.
«Имеет ли смысл купить "полный комплект" – "железо" плюс "софт"? – задается вопросом эксперт. – Но тогда мы должны обладать "западной" душой: "властелины пространств" не в силах стать "властелинами тесноты"». Остается третий путь – меняться самим, модернизироваться по собственному сценарию. Для этого нужно учиться уважительно относиться к пространству, извлекать максимум пользы с каждого квадратного метра. Виктор Бирюков полагает, что «экстенсивную» ментальность удастся сменить «интенсивной» при условии превращения России в общество знаний. Человек Знающий не станет наплевательски относиться к пространству, глубокие знания не дадут ему так себя вести. И потреблять ресурсы люди знания будут со знанием – умеренно, без невежественных излишеств. В качестве будущей «страны знаний» Россия является и пространственным, и человеческим резервами планеты. Идея превращения в «народ знаний» привлечет и народы бывших республик СССР. В информационную эпоху с ее высокими скоростями формирование «народа знаний» может произойти гораздо быстрее, чем в спокойные времена.
***
Подводя итоги дискуссии, профессор С.Г. Кара-Мурза сказал, что защитники «нашего просвещенного бизнеса» не готовы еще к тому разговору, который состоялся. Они еще не понимают опасности, которая исходит от общества, отторгающего и не уважающего частнособственническую, капиталистическую элиту. Остановившись на взаимоотношениях общества, государства и бизнеса, докладчик констатировал (отвечая на вопрос С.Ф. Черняховского), что «дикарское» государство лучше «варварского» бизнеса: «Российское бизнес-сообщество реально было создано государством. Но лучше нам государство антинародное, чем никакого. Потому что если бы не было этого государства, которое окорачивало, которое грабило этих предпринимателей, и иногда им дубинками заезжало, подавляющее большинство населения уже ноги бы протянуло. Потому что такого безжалостного, такого проникнутого тупым социал-дарвинизмом бизнес-сообщества, которое у нас возникло, не было в истории человечества. И, конечно, только государство могло его немножечко, постепенно вводить в какие-то рамки».
В заключение С.Г. Кара-Мурза отметил, что ни российские идеологи реформ, ни западные адепты свободного рынка даже представить себе не могли, что переход от советского социализма к институту частной собственности породит настолько чудовищный институт предпринимательства. Диалог с ним и поиск каких-то компромиссов возможен только при помощи государства.
***