Волна мирового кризиса ликвидности накрыла наш финансовый рынок, и выяснилось, что российским банкам, которые все последние годы активно занимали деньги на западе, нечем платить по счетам кредиторов. Фондовый рынок обвалился, рубль упал. Правительство предприняло беспрецедентные меры для спасения финансового сектора: Сбербанку, ВТБ, Газпромбанку выделили 1,5 трлн. рублей на три месяца с условием, что они окажут поддержку другим банкам, испытывающим трудности с оборотными средствами. Одновременно ЦБ резко снизил нормативы обязательных резервов.
Банки спасти удалось, но вброс денег в экономику неминуемо разгонит инфляцию. А ведь уже в начале осени, несмотря на овощной сезон, цены продолжали расти: к 20 сентября, по данным Росстата, инфляция достигла 10%. А теперь вброшенные в банки деньги попадут на потребительский рынок и начнется очередной виток подорожания. Получается, за спасение российской банковской системы из своего кармана заплатят российские потребители.
К месту вспомнить, что причины высокой инфляции наши власти объясняют неблагоприятными внешними факторами. В прошлом году виноватыми объявили китайцев и индусами – мол, стали больше есть и цены на мировом продовольственном рынке взлетели. В этом году Минфин и Центробанк наверняка будут кивать в сторону США, где обвал рынка ипотеки обернулся полномасштабным финансовым кризисом. Но мы с вами помним, что даже в благополучные времена, когда федеральный бюджет исполнялся с громадным профицитом и золотовалютные резервы ЦБ росли как на дрожжах, правительство ни разу (!) не выполнило собственные планы по уменьшению инфляции.
Может, эти неудачи все-таки имеют не внешние, а внутренние причины? А если так, то какие именно? И что надо делать, чтобы остановить рост цен? Ответ на этот вопрос искали на «круглом столе», организованном Институтом проблем глобализации и Фондом Эберта, известные экономисты. Среди участников дискуссии и был и корреспондент «ЭБ».
Михаил ДЕЛЯГИН, исполнительный директор Института проблем глобализации:
– Наша страна уже больше года живет в условиях новой инфляционной волны. Причем все понимают, что реально цены растут существенно быстрее, чем об этом информирует Росстат. Сейчас идет дискуссия среди экономистов: сколько нужно прибавить к показателю официальной инфляции, чтобы получилась реальная. Пару лет назад умножали на два, сейчас коэффициент явно больше.
Но официальная статистика признает, что инфляция больнее всего бьет по бедным. Рост стоимости минимальной продовольственной корзины, который три года назад был на уровне инфляции, сегодня превышает ее в 2,4 раза, и этот разрыв увеличивается. Рост цен оказывает колоссальное влияние на нашу экономику и российское общество. Присущие этому явлению опасности власти осознают, но сделать ничего не могут. Стандартные механизмы борьбы с инфляцией, которые применяются Минфином и ЦБ, половинчаты и крайне неэффективны. Причем не только из-за бюрократических барьеров, присущих нашей государственной машине, но и в силу специфики российской экономики.
Наша экономика отличается двумя вещами, которые в учебниках не описаны. Первое: собственность в России не защищена, хотя наши лидеры научились завязывать галстук и говорить на равных с лидерами США и Западной Европы. Для рыночной экономики незащищенность собственности – нонсенс, другого такого примера нет. И вторая особенность – чудовищный произвол монополий, который практически никем не сдерживается. Правительство идет на поводу у монополистов, соглашаясь на любые, самые грабительские их условия.
Это две специфические вещи, которые оказывают колоссальное влияние на российскую экономику. Поэтому те монетаристские признаки инфляции, с которыми борются финансовые власти, не являются главными – они второстепенные.
Игорь НИКОЛАЕВ, директор департамента стратегического анализа ФБК:
– Назову несколько цифр. В июле цены производителей выросли на 5,4% – такого роста не было последние 10 лет. С апреля по июнь цены производителей тоже росли на –5% в месяц. Будьте уверены: очень скоро все это также выльется на потребительский рынок.
Что такое рост цен производителей? Это инфляционное торможение экономического роста. Мы это видим по динамике промышленного производства – около 1% в июне, чуть более 3% в июле. То есть в разы меньше, чем год назад. При высоком росте цен производителей не может быть ни высокого промышленного роста, ни доверия инвесторов. В июле инвестиции в основной капитал оказались в 2,5 раза ниже, чем годом раньше. Все эти индикаторы дают основание утверждать, что экономика тормозит, причем достаточно существенно. Последовательность такая: выход инфляции из-под контроля – сокращение инвестиций в основной капитал – торможение экономического роста. Связка очень жесткая.
К сожалению, мой прогноз неутешительный. Мы упустили время, так и не создав конкурентной экономики. Слишком долго и без заметных успехов пытались воздействовать на инфляцию исключительно монетарными методами: создавали стабилизационный фонд, стерилизовали денежную массу, повышали ставки ЦБ. Но при этом забывали о главном: уровень цен прежде всего зависит от того, каков уровень предложения товаров на рынке. Конкурентная экономика создается годами. А это значит, что, хотим мы того или нет, будет вынуждены в обозримом будущем жить в условиях высокой инфляции.
Роберт НИГМАТУЛЛИН, академик РАН:
– Каковы причины инфляции в России? Несбалансированность экономики, коррупция и монополизм. В математике, физике все держится на балансе – от атомной бомбы до генетики. А признак сбалансированной экономики – это когда цены производителей существенно не превышают издержки. Нормальная прибыль – 10–15%, но не более.
Дальше идет баланс между зарплатой и ценами на потребительском рынке. Работник должен получать достаточно, чтобы заплатить за еду, одежду, квартиру, за стандартный набор услуг – от путевки в санаторий до медицинского обслуживания и обучения детей. Фонд оплаты труда, как опытным путем установили страны с рыночной экономикой, составляет 60–70% от ВВП. Чтобы экономика и общество нормально себя чувствовали. Он у нас гораздо ниже. Если брать обычную зарплату, исключая олигархов и топ-менеджеров, то этот показатель составляет 30–35% ВВП.
Что же делать? Если посчитать издержки на производство литра бензина (добыча нефти, переработка, транспортировка до АЗС), то получается 10–12 рублей. Это с 15-процентными налогами и 15-процентной прибылью. Куда же деваются 12–15 рублей сверхприбыли? Она делится между государством и нефтяными магнатами примерно пополам. Причем государству эти деньги не нужны, а тем более не надо давать растрачивать нефтедоллары олигархам, скупающим сейчас по всему миру яхты и поместья и переплюнувшим в этом деле арабских шейхов. Вот вам резерв для повышения зарплаты и сбалансирования экономики. Это колоссальная нагрузка на наших производителей, которая является одной из важнейших причин низких темпов роста и инфляции. Оздоровление экономики надо начинать с баланса цен на горючее. Бензин – это хлеб, транспорт, ЖКХ, да практически все товары и услуги. Если мы это сделаем, то вся экономика получит инвестиции, которые нам и не снились, а цены снизятся без всяких усилий власти.
И второе. Мы сейчас продает углеводородов на 650 млрд. долларов и гордимся, что много получаем зеленой бумаги, которая каждый год дешевеет. Нефть – вот настоящее золото. Она лежит в разведанных запасах и при этом дорожает. Какой смысл менять ее на доллары и потом ломать голову, что с ними делать? Нефть – это наш самый надежный золотовалютный резерв, и уровень ее добычи должен исходить из интересов российской экономики.
Владислав ИНОЗЕМЦЕВ, президент Центра изучения постидустриального общества:
– Инфляция в России очень сильно отличается от инфляции в развитых странах. У нас быстрее всего дорожают продукты, товары и услуги для широких масс населения. За 9 месяцев официальная инфляция составила 9,5%, а инфляция по потребительской корзине – 20%.
В США за последние 15 лет номинальный рост заработной платы был небольшим. При этом уровень жизни населения рос за счет снижения цен на товары широкого спроса. Америка закупала за границей – Китай, Юго-Восточная Азия, Мексика – больше дешевых товаров и ввозила их с минимальными пошлинами. Огромная конкуренция в розничной торговле приводила к снижению цен. То есть американцы умудрялись повышать уровень жизни населения за счет снижения цен на ряд потребительских импортных товаров – в первую очередь на одежду, обувь, бытовую технику.
У нас, наоборот, товары массового спроса дорожают быстрее всего. Россия не использует возможности импорта, причем делает это осознанно. За счет импортных пошлин государство получает доходы в казну. Сегодня таможня обеспечивает 30% доходной части российского бюджета. Но все эти пошлины входят в цену товара, который мы покупаем в магазине. Это один из факторов, серьезно разгоняющих инфляцию.
Что же делать? Бороться с монополизмом, сокращать издержки, но помнить и про такой инструмент, как импортная дефляция. То есть снижение пошлин и импорт дешевых товаров. Тем более, что большинство позиций мы просто не производим. Ни АКПП, ни мобильные телефоны, ни большую часть оргтехники. Наконец, на Западе есть четкий механизм контроля предельной рентабельности. Увеличение цен может быть обосновано только ростом издержек. А это означает открытый баланс – и как следствие, обеление зарплат, увеличение налогов. В России тоже было бы полезно установить такого рода коэффициенты.
Евгений ГОНТМАХЕР, глава Центра социальной политики Института экономики РАН:
– Коррупция, которая находится на уровне малого бизнеса, который нас с вами обслуживает – это 50 млрд. долларов в год. Это все дополнительный налог на наши кошельки. Если бы мы только сняли поборы с малого бизнеса, то моментально ощутили бы результат по ценникам в магазинах.
Но и это не все. Дело в том, что наш бизнес придавлен коррупцией, административным прессом и не настроен на длительное существование. Предприниматель открывает магазин и прекрасно понимает, что через год с ним может случиться все что угодно. Он не может получать доход в 2–3% от оборота, как в Европе. У нас даже крупный бизнес не застрахован от неприятных сюрпризов. Поэтому предприниматель живет одним днем и закладывает все риски в цену товара. И так поступает даже тот, кто в своем будущем уверен. Он не сможет работать за 2–3%: конкуренты такого не потерпят.
То есть диагностика инфляции показывает, насколько глубоко эта болезнь проникла в самые корни социально-экономической системы. Поэтому наша экономическая система не конкурентная – не внешне, а внутренне. В этих условиях говорить о том, что у нас возможна низкая инфляция, бессмысленно и бесполезно.
Игорь ЗАДОРИН, президент группы «ЦИРКОН»:
– Наши социологи следят за настроениями в обществе, отслеживая динамику финансового поведения населения. Последний год дал несколько сигналов, которые вызывают тревогу.
Вот, скажем, мы регулярно задаем вопросы, связанные с текущим доходом и желаемым доходом. Люди предполагают, сколько им нужно для нормального существования. Надо сказать, что на протяжении шести лет между текущими и ожидаемыми доходами разрыв сокращался. А последние полгода он растет. То есть инфляция провоцирует рост ожиданий.
Второй сигнал касается так называемого сберегательного горизонта. Это когда люди откладывают деньги и в материальном отношении планируют свою жизнь на ближайшее будущее. Последний год показал, что этот «горизонт» остановился и даже уменьшается. То есть граждане, ощущая на своем кармане инфляцию, начинают сокращать свои жизненные стратегии. Начинается бегство от денег. Инфляция провоцирует людей быстрее тратить заработанное.
Наконец, последнее. Мы спрашиваем: «Если бы у вас появился дополнительный доход, то как бы вы им распорядились?». И оказалось, что растет число тех, кто хотел бы вложить в какие-то инвестиции – депозиты, бумаги и так далее. Вроде бы позитивный фактор, но при этом характер инвестиций тоже меняется. За последний год резко выросло число тех, кто предпочитает высокий риск и высокий процент вложениям в менее выгодные и более надежные финансовые инструменты. Сегодня уже выросло поколение, которое не помнит «Властилину» и Мавроди. Оно не имеет такого негативного опыта и готово рискнуть. Cтало быть, мы можем ожидать появления в ближайшее время очередных финансовых пирамид.
РУБЛЬ: НЕРВЫ ПРОСТО НИ К ЧЕРТУ
Так сколько же на самом деле стоит рубль и почему он настолько нервно реагирует на плохие новости из-за океана, что некоторые эксперты заговорили о скорой девальвации?
Рубль сегодня – конвертируемая валюта. В том смысле, что в любом банке мы можем поменять свою зарплату на доллары или евро. Но это вовсе не значит, что она самостоятельная. На самом деле Центробанк печатает столько рублей, сколько покупает долларов на валютном рынке. И чем такая политика отличается от режима currency board – жесткой привязки к доллару?
На Уолл-стрит чихают, на Неглинной кашляют
Ограничивая эмиссию денег объемом покупки чужой валюты, Центробанк лишается возможности реально влиять на экономику и самостоятельно выстраивать денежно-кредитную политику. Именно поэтому наша финансовая система реагирует простудой на каждый чих банковского сектора США.
Если б не было войны
Августовские события в Южной Осетии опустили российский фондовый рынок, а следом за ним отечественную валюту. Центробанк оценил снижение реального курса рубля к доллару в августе в 3,4%. Однако ситуация могла быть гораздо хуже, если бы не нефтедоллары. Сколько было потрачено на сохранения курса рубля – не знает никто. Среди косвенных показателей – снижение объемов международных резервов России с момента начала событий в Южной Осетии почти на 40 млрд. долларов. Но курс рубля продолжает снижаться. В сентябре всплыл подзабытый термин «девальвация». Первым термин употребил президент ММВБ Александр Потемкин, чтобы успокоить биржевых игроков: «Мы наблюдаем не долгосрочную тенденцию в сторону девальвации рубля, а видим верхнюю часть расширенного коридора». Но слово было сказано…
Член Национального банковского совета, депутат Госдумы, президент Ассоциации региональных банков России Анатолий Аксаков уже предложил Банку России прекратить поддержку курса рубля и начать постепенную девальвацию. Он считает, что сегодняшняя турбулентность на финансовом рынке заставляет задуматься, стоит ли безоговорочно поддерживать курс рубля и пытаться таким способом продолжать «таргетировать» инфляцию.
Как говорят, предложения по снижению курса национальной валюты будут сформулированы на очередном заседании Национального банковского совета и переданы в Центробанк. А в октябре, считает Анатолий Аксаков, этот вопрос уже можно будет обсуждать.
Конечно, если деньги давать «просто так», через разные государственные программы, то часть просто разворуют, а оставшееся будет выброшено на рынок и подстегнет цены. Но если давать деньги экономике через банковскую систему путем срочных кредитов, то они никак не повлияют на показатель инфляции. Ведь ставки кредитования уже давно от нее не отстают. К тому же кредитный договор предполагает ответственность. Деньги обязательно нужно отработать, чтобы вернуть проценты и получить прибыль. Что ни говорите, а кредит дисциплинирует заемщика. Так почему же эти простые вещи не желают учитывать те, кто определяет финансовую политику?
Центробанк Америки провел спецоперацию, благодаря которой не только оживил падающий в бездну фондовый рынок, но и приподнял национальную валюту. Рынку нужны были доллары, и ему их предоставили. Причем, в беспрецедентном количестве.
Впрочем, выданные доллары – не единственная мера для поддержания рынка и национальной валюты. Министр финансов Генри Полсон и глава ФРС Бен Бернанке намерены разработать механизм по выкупу обесценившихся активов у финансовых компаний и банков. А Комиссия по ценным бумагам и биржам США ввела временный запрет на проведение «коротких» продаж. При этом никто не вспомнил о принципах свободного рынка, который должен регулироваться «невидимой рукой». Видимо, все эти принципы идеологи либерализма культивируют на экспорт. А американский фондовый рынок с оптимизмом «съел» денежные вливания. Акции компаний выросли на рекордную за последние шесть лет величину, а определяющие здоровье экономики макроэкономические индексы поднялись в среднем на 4%.
Форумы – не то лекарство
Денежно-кредитная политика России, по оценкам эксперта Михаила Хазина, в последние лет 12 укладывается в три отрезка. Первый – период 1996–1998 годов – господство либерально-монетарных принципов управления, «борьбы с инфляцией» путем сжимания денежной массы. Реальным результатом стало падение общего объема кредитов до 10% от ВВП при норме около 100%. В результате рост инфляции издержек и, как итог, дефолты 1998 года – суверенный и банковский.
Потом начался третий этап, как две капли похожий на первый – ну разве что нет рынка ГКО. Снова началась «борьба с инфляцией» путем сжимания денежной массы. Рост объема кредитов по отношению к ВВП прекратился. Более того: они стали наполовину иностранными. Причем кредиты выдавались либо экспортерам под залог вывозимых нефти и газа, либо банкам под кредитные проекты. Последние были направлены на кредитование не отечественного производителя, а потребителя – чтобы он, естественно, покупал продукцию производителя западного. В связи с этим Михаил Хазин формулирует суть денежно-кредитной политики федеральной власти одной фразой: не допустить, чтобы российские производители могли получить дешевый рублевый кредит.
Поскольку внутреннего производства в стране все меньше, потребности населения все больше закрывает импорт, который частично дотируется за счет нефтяных доходов. Но вот мировые цены на нефть пошли вниз – и, как следствие, вся российская экономика замедлилась. В такой ситуации любой вменяемый инвестор начнет выводить с рынка свои деньги. Поэтому устраивать экономические форумы и пытаться завлечь западный капитал сейчас абсолютно бесполезно.
Мировые валюты сейчас лихорадит. Карты путает крепнущий доллар при ухудшении социально-экономической ситуации. Инвесторы продолжают вкладываться в казначейские векселя, несмотря на катастрофическое ослабление экономики США. Похоже, альтернативы доллару нет. Американская валюта пока что единственный резерв всей мировой финансовой системы.
А что же наш рубль, сколько он сейчас реально стоит? Эксперты говорят, что если убрать все ограничения и обеспечить необходимым количеством денег национальную экономику, то курс опустится до 35 рублей за доллар. Но если это случится, то импортные товары взлетят в цене и потребительский рынок просто обвалится.
Олег ГЛАДУНОВ, эксперт