Американский взгляд на стратегии Китая

07.03.2012, 19:24

Китай всё ещё очень далёк от решения своих фундаментальных стратегических проблем и тем более, от способности бросить вызов США. Хотя многие и думают (и справедливо), что Китай – растущая региональная или даже глобальная сила...

Аналитики США подчеркивают, что у Китая на повестке дня есть три основных стратегических интереса.

Главным из них является обеспечение внутренней безопасности. Исторически, когда Китай вовлёк себя в глобальную торговлю, в 19-м и начале 20-го века, прибрежные регионы процветали, а внутренний Китай (который начинается с 100 миль от побережья и длится около 1000 миль на запад) томился в нищете. Около 80% всех граждан Китая сейчас имеют доход домохозяйств ниже, чем средний доход домохозяйства в Боливии. Большинство китайских бедных сосредоточено к западу от более богатого берегового региона; это неравенство богатства и раньше, и теперь создаёт напряжение между интересами жителей побережья и внутреннего Китая.

 После неудачного восстания в Шанхае в 1927, Мао Цзедун использовал эту напряжённость, предприняв Длинный Поход в глубь Китая, поднимая армию крестьян и затем захватив побережье. Он закрыл Китай от международной системы, оставляя Китай более единым и равным, но более бедным.

Текущее правительство решило, что повышение благосостояния даст им возможность обеспечить стабильность – купить лояльность народа за счёт массовой занятости. Планы промышленной экспансии внедрялись без оглядки на рынки или прибыль; вместо этого максимальная занятость была движущей целью. Частные сбережения были направлены на финансирование усилий по индустриализации, оставляя мало внутреннего капитала для покупки готовой продукции. Соответственно, Китай вынужден экспортировать.

 Вторая китайская стратегическая забота вырастает из первой. Китайская промышленная база по задумке производит больше, чем внутренняя экономика может потребить, поэтому Китай должен экспортировать товары остальному миру, при этом импортируя сырьё. Поэтому китайцы должны делать всё возможное, чтобы обеспечить международный спрос своему экспорту. Это включает в себя широкий спектр активности, начиная с инвестирования денег в экономики потребляющих стран и заканчивая установлением неограниченного доступа к глобальным морским путям сообщения.

Третий стратегический интерес Китая состоит в удержании контроля над буферными государствами. Население исторического ханьского китайского хартлэнда сосредоточено в восточной трети страны, где обильные осадки отличают их от более засушливых центральной и западной третей. Китайская физическая безопасность, между тем, зависит от контроля над четырьмя не-ханьскими буферными государствами, окружающими его: Манчжурией, Внутреннея Монголией, Синьцзяном и Тибетом. Удерживание этих регионов означает, что Китай защищает себя от России с севера, любой атаки из западных степей и любой атаки из Индии и Юго-западной Азии. Контроль над буферными государствами обеспечивает Китай географическими барьерами (джунглями, горами, степями и Сибирской пустошью), которые трудно преодолеть, и создаёт глубокую защиту, ставящие любого агрессора в невыгодное положение.

Сегодня Китай столкнулся с вызовами по отношению ко всем этим трём интересам. Экономический спад в Европе и США (двух основных потребителях китайской продукции) привёл китайский экспорт к росту конкуренции и снижению спроса. Тем временем, Китай оказался не готов соответственно увеличить внутренний спрос и гарантировать доступ к глобальным морским линиям, независимый от того, который ВМФ США готовы ему предоставить.

Те же экономические кризисы также порождают внутренние вызовы в Китае. Богатое побережье зависит от торговли, которая сейчас сокращается, и бедный центр требует субсидий, которые трудно обеспечить, когда экономический рост значительно замедлился. В дополнение, два из четырёх китайских буферных региона нестабильны. Элементы в Тибете и Синьцзяне упорно сопротивляются ханьской китайской оккупации. Китай понимает, что потеря этих регионов может создать несколько угроз для китайской безопасности – в частности, такие потери позволят Индии проникнуть к северу от Гималаев или создать радикальный исламский режим в Синьцзяне.

 Ситуация в Тибете потенциально наиболее сложная. Открытая война между Индией и Китаем (что-либо за пределами мелких стычек) невозможна, пока обе страны разделены Гималаями. Ни одна из сторон не может логистически обеспечить широкомасштабные боевые действия в этой местности. Но Китай и Индия могут угрожать друг другу, если они пересекут Гималаи и создадут военное присутствие на другой стороне горной цепи. Для Индии угроза возникнет, если значительные китайские войска войдут в Пакистан. Для Китая угроза возникнет, если значительная численность индийской пехоты войдёт в Тибет.

 Китай постоянно ведёт себя, словно собирается послать большой контингент войск в Пакистан, но пакистанцы явно не заинтересованы в фактической китайской оккупации, даже если такая оккупация будет направлена против Индии. Китайцы также не заинтересованы в обеспечении разведывательных операций в Пакистане. Индусы не заинтересованы в посылании войск в Тибет в случае тибетской революции. Для индусов независимый Тибет без китайских войск интересен, но Тибет с индусами, вынужденными содержать там значительный контингент – нет. Хотя тибетцы представляют проблему для Китая, проблема вполне управляема. Тибетские повстанцы могут получить минимальную поддержку со стороны Индии, но не в объёме, который будет угрожать китайскому контролю. До тех пор, пока внутренние проблемы ханьского Китая управляемы, китайское доминирование над буферными странами также неоспоримо, хотя и не без некоторых потерь для китайской репутации вовне.

 Ключом для Китая является удержание внутренней стабильности. Если часть Китая дестабилизируется, контроль над буферами станет невозможен. Обеспечение внутренней стабильности требует трансфера ресурсов, которое в свою очередь требует продолжение крепкого роста китайской береговой экономики для генерации капитала, чтобы отправлять его вглубь. Если экспорт перестанет течь вовне, а сырьё вовнутрь, поступления во внутренний Китай быстро упадут до политически взрывоопасного уровня. (Китай сегодня далёк от революции, но социальная напряжённость растёт, и Китай должен использовать свой аппарат безопасности и Народно-освободительную армию, чтобы контролировать эту напряжённость). Обеспечение этих потоков достаточно значительный вызов. Сама модель трудоустройства и рынка, превалирующего над прибыльностью перераспределяет ресурсы и разрывает нормальную саморегулирующуюся связь между обеспечением и спросом.





Одним из наиболее разрушительных результатов является инфляция, которая альтернативно поднимает стоимость субсидирования внутреннего рынка, при этом подрывая конкурентоспособность Китая среди других глобальных экспортёров с низкой заработной платой. Для китайцев это представляет стратегический вызов, который можно нейтрализовать только увеличением прибыльности китайской экономической активности. А это почти невозможно для производителей с низкой добавленной стоимостью.


 Решение в начале производства товаров с большей добавленной стоимостью (меньше тапочек, больше автомобилей), но это требует иного качества рабочей силы, с гораздо лучшим образованием и обучением, чем у среднего обитателя китайского побережья, и тем более, чем у жителей внутреннего Китая. Это также требует прямой конкуренции с развитыми экономиками Японии, Германии и США. Это стратегическое поле битвы, которое Китай вынужден атаковать, если хочет сохранить свою стабильность.


 В стороне от вопросов по поводу экономической модели, Китай также столкнулся с важной военной проблемой. Выживание Китая зависит от морей (high seas). Конфигурация Южно-китайского моря и Восточно-китайского моря делает блокаду Китая относительно лёгкой задачей. Восточно-китайское море закрывается от Кореи мимо Японии до Тайваня, с полосой островов между Японией и Тайванем. Южно-китайское море более закрыто на линии между Тайванем и Филиппинами, и от Индонезии до Сингапура. Пекинская величайшая обеспокоенность состоит в том, что США могут начать блокаду Китая, позиционируя 7-й Флот не внутри двух островных барьеров, но снаружи их. Оттуда США могут вынуждать Китай посылать свои ВМФ вдаль от «большой земли» на открытое пространство (и сталкиваться там с боевыми кораблями США) и всё ещё иметь возможность перекрывать китайские выходы в открытое море.

 То, что Китай не обладает ВМФ, способным противостоять США, составляет проблему. Китай всё ещё в процессе завершения своего первого авианосца; его ВМФ не достаточен в размере и качестве, чтобы бросить вызов США. Но трудности с наличием кораблей не являются главным вызовом Китая. США спустили на воду свой первый авианосец в 1922 году и с тех пор постоянно обновляли тактику своей морской авиации и боевых групп. Развитие адмиралов и команд, способных управлять авианесущими боевыми группами, занимает поколения. Поскольку китайцы никогда не имели авианосных боевых групп, у них никогда не было адмиралов, которые могли бы командовать такими группами.

Китай понимает эту проблему и выбрал другую стратегию, чтобы противостоять американской морской блокаде: антикорабельные ракеты, вероятно способные пробить защитные системы авианосцев США, в сочетании со значительным числом подводных лодок. США вовсе не испытывают желания вступать в борьбу с Китаем, но если это изменится, китайский ответ может быть чреват сложностями. Хотя Китай имеет развитую систему ракетных систем наземного базирования, такая система неизбежно уязвима для ударов крылатых ракет, самолётов, БПЛА и других типов атаки. Китайская способность вести длительную войну ограничена.

 Более того, ракетная стратегия работает только вместе с эффективными разведывательными возможностями. Вы не можете разрушить корабль, если вы не знаете, где он. Это в свою очередь создаёт необходимость космических систем, способных идентифицировать американские корабли и крепко интегрированной с системами наведения огня. Это поднимает вопрос, обладают ли США антиспутниковыми возможностями.

Мы предполагаем, что обладают, и если США используют их, то это сделает Китай слепым. Китай, между тем, поддерживает свою стратегию, получая доступы к портам стран в Индийском океане и за пределами коробки Южно-китайского моря. Пекин планирует построить порты в Мьянме, которая радуется окончанию своей международной изоляции, и в Пакистане.

 Пекин уже финансирует и развивает порт Гвадар в Пакистане, Коломбо и Хамбантота в Шри-Ланке, Читагонг в Бангладеш, и надеется на глубоководный порт Ситтве в Мьянме. Чтобы эта стратегия работала, Китаю нужна транспортная инфраструктура, связывающая его с этими портами. Это означает развитую систему железных дорог. Трудность постройки их, к примеру, в Мьянме, не должна быть недооценена.

 Но, что важнее, Китаю нужно поддерживать политические отношения, которые давали бы ему доступ к этим портам. В Пакистане и Мьянме, к примеру, есть определённая нестабильность, и Китай не может быть уверен, что кооперативные правительства всегда будут оставаться таковыми в этих странах. В случае Мьянмы недавнее политическое открытие может привести к тому, что Нейпьидо выпадет из сферы китайского влияния. Построить порт и железные дороги, чтобы узнать, что переворот или выборы создали антикитайское правительство – это вполне возможно.

 Учитывая, что это один из фундаментальных стратегических интересов Китая, Пекин не может просто предположить, что постройка порта даст ему неограниченный доступ к этому порту. Добавьте к этому факт, что железные дороги могут быть легко саботированы партизанами или разрушены с воздуха или ракетными ударами.

Чтобы порты в Индийском океане оказались полезны, Пекин должен быть уверен в своей способности контролировать политическую ситуацию в этих странах в долгосрочной перспективе. Такой тип контроля может быть обеспечен только подавляющим военным превосходством, способным осуществить силовой доступ к портам и транспортной системе. Важно держать в уме, что с прихода к власти коммунистов Китай предпринимал наступательные военные операции очень редко – и с низкой результативностью. Его вторжение в Тибет было эффективным, но там они не встретили эффективного сопротивления. Интервенция в Корею зашла в тупик, но за ужасную цену для китайцев, которые пережили потери, но стали гораздо осторожнее в будущем. В 1979 Китай атаковал Вьетнам, но потерпел значительное поражение. Китай создаёт имидж компетентной военной силы, но в реальности у него очень мало опыта по использованию силы, и этот опыт не из приятных.


Причина этой неопытности произрастает из внутренней безопасности. Народно-освободительная армия (НОА) первично конфигурирована как сила внутренней безопасности – это необходимость, вызванная китайской историей внутренних напряжённостей. Вопрос не в том, испытывает ли Китай такую напряжённость сейчас, вопрос в их возможности. Предусмотрительное стратегическое планирование требует постройки силы, чтобы иметь дело с наихудшими ситуациями. Разработанная для внутренней безопасности, НОА доктринально и логистически не подготовлены к наступательным операциям. Использование войск, тренированных для обеспечения безопасности, для наступательных операций ведёт или к поражению, или к очень болезненным потерям. И, учитывая размер китайских потенциальных внутренних проблем и вызовы, связанные с оккупацией стран типа Мьянмы или Пакистана, выстраивание необходимой для этого вторичной силы не истощит доступные Китаю человеческие резервы, но истощит его командные и логистические возможности. НОА была выстроена для контроля над Китаем, а не для наступательных операций, и стратегии, построенные вокруг потенциальной необходимости вторжения для неё очень рискованны.

 Следует учитывать, что с 1980-х китайцы пытаются перенести ответственность за внутреннюю безопасность на Народную полицию, пограничные войска и другие внутренние службы, которые были расширены и тренированы взаимодействовать с внутренней социальной нестабильностью. Но, не взирая на эту реструктуризацию, остаются значительные ограничения китайской способности вести наступательные операции в масштабе достаточном, чтобы напрямую угрожать США.

В этом различие между восприятием Китая в качестве региональной силы и реальностью. Китай может контролировать свою территорию, но его способности контролировать соседей с помощью военной силы весьма ограничены. Поэтому угрозы китайского вторжения на Тайвань преувеличены. Он не сможет осуществить десантную операцию такого масштаба, как и поддержать длительную военную операцию логистически. Другое дело, если Китай будет вести искусственную партизанскую войну в местах типа Филиппин или Индонезии. Проблема с такими военными действиями, что Китаю нужны открытые морские линии связи, а партизанская война (особенно партизанская война с антикорабельными ракетами или минами) прекрасно может перекрыть их.


 Между тем Китай столкнулся со значительной стратегической проблемой. Китай должен строить свою национальную стратегию безопасности на возможностях США, чего Пекин сегодня пока не хочет делать. Китай не может противостоять США на море, и его стратегия постройки портов в Индийском океане страдает от факта, что её стоимость огромна, а политические кондиции неуверенны. А требования создания силы, способной гарантировать доступ противоречит требованиям безопасности внутри самого Китая. Пока США являются мировой доминирующей военно-морской силой, китайская стратегия должна лежать в политической нейтрализации США. Но Пекин должен быть уверен, что Вашингтон не будет чувствовать чрезмерного давления, чтобы блокада не стала предпочтительным выбором. Поэтому Китай должен представлять себя важной частью американской экономической жизни.

Но США не обязательно воспринимают китайскую экономическую активность, как желательную, и неясно, или Китай сможет удержать свою уникальную позицию с США на неопределённое время. Доступны другие, более дешёвые альтернативны. Китайская официальная риторика и жёсткие стойки (направленные на создание поддержки среди националистов внутри страны) могут быть полезны политически, но портят отношения с США. Не до точки возникновения риска военного конфликта, но учитывая слабость Китая, любая напряжённость опасна. Китайцы чувствуют, что знают линию между риторической и реальной угрозой при взаимодействии с США. Но это очень деликатный баланс.

Существует восприятие, что Китай – растущая региональная или даже глобальная сила. Он может и растёт, но всё ещё далёк от решения своих фундаментальных стратегических проблем и тем более, от способности бросить вызов США. Напряжённости в китайских стратегиях однозначно ослабляющи, если не фатальны длы КНР. Все их возможности имеют серьёзные слабости. Китайская реальная стратегия должна состоять в избежании рискованных стратегических решений.

 Китаю повезло последние 30 лет избегать таких решений, но Пекину не хватает инструментов, чтобы перестроить своё окружение. Учитывая, какая часть китайского мира сейчас разыгрывается (энергетические споры в Судане и политические эксперименты Мьянмы первыми приходят на ум), это по существу политика слепой надежды.

Stratfor