Знакомьтесь: Людмила Сырвачева. Арбитражный управляющий с десятилетним стажем, президент НП «Российская саморегулируемая организация профессиональных арбитражных управляющих». В беседе с нашим корреспондентом она рассказывает о себе и о проблемах в сфере арбитражного управления.
– Людмила Михайловна, вот вы пришли на предприятие арбитражным управляющим. И что стараетесь первым делом для себя выяснить? Ведь зачастую это для вас совершенно новая область деятельности, новая отрасль со своей спецификой.
– В последнюю очередь ты занимаешься спецификой производства. Направленность работы арбитражного управляющего такова, что нужно выявить сделки, которые проведены с нарушением закона. Выявить имущество, которое незаконно находится во владении третьих лиц. И все это возвратить путем судебных действий. Занимаешься предъявлением исков, возмещением ущерба. Здесь нужно мышление креативное, надо творчески ко всему подходить. Вернуть то имущество, которое незаконно было отчуждено, – задача вполне творческая и выполнимая.
– А государство? Какова его роль в процессе банкротства?
– В том-то и дело, что сейчас его вовлекли в этот процесс. Государство раньше не голосовало на собрании кредиторов, сейчас оно голосует. Я считаю, что это одна из ошибок. Это, по моему мнению, не его функция вообще, в принципе. Почему? А потому, что получается так, что госорганы вовлечены в коммерческий процесс, чего быть не должно. И что в итоге? От лица государства в арбитражном процессе участвуют органы Федеральной налоговой службы. Их задача – отследить уплату налогов, возвращение долгов бюджету. Задача понятная. Причем она понятна и налоговикам, и нам, арбитражным управляющим. Отсутствующих должников у нас нет. У нас все должники присутствующие, только этим надо заниматься. Это нужно кому-то финансировать. Или корректировать закон таким образом, чтобы после того, как арбитражный управляющий нашел что-то, он от конкурсной массы что-то получил. Но весь парадокс в том, что вознаграждение арбитражного управляющего никак не связано с объемом возвращенных государству средств: вернул 250 тысяч рублей – зарплата 10 тысяч рублей, вернул 250 миллионов – зарплата та же. Парадокс! Нужен орган отдельный, который занимался бы процедурами банкротства, как это принято в мировой практике. Больше дать прав судам. Я считаю, что лучше перенести тяжесть решений на суды, как и было раньше.
– Объем работы арбитражных управляющих как-то корректировался за последнее время?
– С 2002 года, с введением Закона о банкротстве, он очень снизился. В США, например, количество процедур – около миллиона в год. А у нас – до 50 тысяч. Если кто-то, в том числе государство, не выполняет функцию санирования производства, то все равно находится кредитор, который это делает. Экономика пустоты не терпит.
– Сила, какой являются арбитражные управляющие, есть, но получается, что какие-то процессы идут без этой силы?
– Сейчас сам Закон о банкротстве нацелен на ликвидацию предприятий. Он не способствует их санации, оздоровлению. Предприятие проще ликвидировать и перепродать. Но этот процесс все равно будет корректироваться, и у нас будет то же самое, что и во всем мире. В большинстве случаев кредиторами станут банки, а государство в лице налоговых органов, видимо, представит в общем объеме кредиторских требований гораздо меньший процент. Необходимо считаться с собственниками. Не считаться с ними нельзя. У нас же собственник после того, как ввели процедуру банкротства, практически сразу прекращает свои права. Считается, что если он довел дело до процедуры банкротства, то значит, не справился с управлением. Но это отнюдь не так. Точнее, зачастую совсем не так. Может, все-таки нужно ввести такой порядок, который позволит собственнику за какой-то период времени провести процедуру оздоровления.
– Выходит, Закон о банкротстве нуждается в коррекции?
– Конечно. Назрела необходимость внесения изменений и в этот закон. Сейчас его подкорректировали, некоторые моменты приняты. Это неизбежный процесс, его нельзя остановить. Не может рыночная экономика существовать без банкротств. Как бы там ни хотелось кому-то сказать, что их не будет у нас в России, это нереально.
– Кто у нас решает, как, кого и на какие дела о банкротстве назначать? Вы участвуете в этом?
– Да, сейчас саморегулируемым организациям как раз предоставлено такое право – давать «тройки» в суд, и эти «тройки» там утверждаются. Но нельзя сказать, что это совсем какой-то волюнтаристский подход, нет. Механизмы отработаны, их контролирует ФРС. Причем контролирует очень жестко. «Тройки» формируются следующим образом. Наша организация распределена вплоть до Чукотки и Магадана, Сахалина и Камчатки. У нас там есть представительства. Сюда, в Москву, в организацию арбитражных управляющих нам приходит определение суда либо иной документ о том, что требуется назначить «тройки». Потом мы направляем запрос, а нам возвращают список «тройки», уже ими сформированный, не нами. В соответствии со статьей 20 Закона мы даем «тройку» в суд. Эта статья гласит, что арбитражному управляющему необходимо иметь высшее образование, и излагает ряд требований, которым управляющий должен удовлетворять.
– Ваша «среда обитания» – арбитражные суды. Все ли вас устраивает в их работе?
– Легче всего работать с арбитражными судами. Там все определяется законом. Суд есть суд. Создана судебная система, у нас нормальное взаимодействие с судами. Законодательно установлены определенные требования, которым мы стараемся соответствовать. Пусть не идеально, но система регулирования отношений арбитражных управляющих и судов выстроена, и я категорически против того, чтобы были всякие дополнительные надзорные инстанции.
Потому что в результате эта же надзорная инстанция обращается в суд для того, чтобы, допустим, наказать арбитражного управляющего. Все равно все решается в суде. Регистрационные службы раньше принадлежали Министерству юстиции, сейчас – МЭРТ. Оно наблюдает за адвокатами, нотариусами. Но это же совсем другая категория. Мы, арбитражные управляющие, вообще частные предприниматели, действующие в своих интересах. А у частного предпринимателя основной интерес – получение прибыли: нужно от привлечения конкурсной массы установить какой-то процент вознаграждения. Вознаграждение арбитражного управляющего несопоставимо с теми средствами, которые он возвращает в бюджет от предприятия-должника. Он зачастую отвечает за сохранность таких материальных ценностей, которые по объемам сопоставимы с бюджетами небольших городов. Я думаю, что нужно в срочном порядке пересмотреть подход к вознаграждению арбитражных управляющих.
– В июле этого года на общем собрании членов НП «РСОПАУ» вы назначены президентом этой организации. Ваша оценка ситуации в НП, какие цели и задачи вы будете реализовывать на этом ответственном посту?
– Перспектива нашей организации состоит в том, что мы проведем небольшую реорганизацию, чтобы наши представительства были только в очень отдаленных регионах. А для мобильности здесь, в центральной части, мы их укрупним. Скорее всего, в мае будущего года наступит период нашей активной деятельности.
Я сейчас активно работаю по законодательным инициативам с людьми, которые могут повлиять на необходимые изменения в том, о чем мы сейчас с вами говорили. Насколько мне это удастся, я пока не знаю. Это долгий процесс, но все равно нужно вносить изменения в законы.
Остальное все равно решается через наше сообщество. У нас есть Союз саморегулируемых организаций арбитражных управляющих. Это общественная организация, которая нас тоже объединяет. Вот таковы перспективы.
Беседу вел Леонид Бакатов